Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.] - Валентин Осипович Осипов

Отозвались мне.

И грядущего привет

          Слышу в тишине.

Выбор эпиграфа не случаен. В творчестве Чернышевского не было случайностей.

Почему, например, имя роману — «Отблески сияния»?

Сияние шестидесятых годов — славные, жертвенно-героические и насыщенные надеждами на перемены… Останутся ли они в памяти новых поколений?

По душе Чернышевскому гётевские строки. Он верит, ничто не забыто, не напрасны самоотверженные поиски ответа на вопрос «Что делать?».

Отсюда главная тема романа — сплачивать ряды вольноустремленной молодежи. Смел вилюйский узник. В романе — отрывок из стихотворения Некрасова «Рыцарь на час». Напомню о нем — здесь призыв к открытой борьбе:

Сила юности, мужество, страсть

И великое чувство свободы

Наполняют ожившую грудь;

Жаждой дела душа закипает.

Одна из примечательных особенностей романа — в числе его героев вместе с революционерами из интеллигенции фабричные рабочие-революционеры. Такого еще не было в русской литературе.

Еще приметно — Чернышевский и в самом деле ничуть не преувеличивает в письме, что в романе множество самых разных тем. Добавлю, что крайне злободневных.

Пишет о том, как молодежь в союзничестве с рабочими создает кооператив-товарищество. Не отходит писатель от давней фантазии — мастерской Веры Павловны из «Что делать?».

Пишет — с болью — о горестном положении русского народа.

Пишет — цитируя Некрасова (опять стихи своего верного друга!) — о декабристках, здесь, в Сибири, явно с особенным сердечным пониманием оценивая их подвиг единения с судьбами тех, кто первым поднялся против царизма.

Пишет о дарвиновской теории и критикует — порядочно — теорию Мальтуса.[8]

Пишет о браке, о семье, об эмансипации женщин…

Легко уловить, что роман не только о России и русских. «Главное содержание… переносится в передовые страны». Напомню, что это строки из сопроводительного к роману письма.

Естествен вопрос — какие же страны считал Чернышевский передовыми? Пояснения в письме шли дальше — «От Италии до Америки».

Вновь вопрос — чем передовые? В неоконченном романе трудно сыскать законченный ответ. Ключ к ответу в совокупном творчестве писателя. Собрание сочинений… Здесь в десятках и десятках трудов он отдает свое внимание — пристальное — тем странам, где имелось что-то запретное, недоступное, но заманчивое для самодержавной России. Страны, где республики. Страны, где конституции, парламенты, влиятельная печать… Но не обойдем и такое. Критиковал — и как же остро — многое из того, что нес собою для народов этих стран буржуазный строй.

…1879 год… По некоторым предположениям, как раз в этом году Чернышевский приступает к «Отблескам сияния».

…В один из февральских дней в Вилюйск доставлен пакет от губернатора. Ничего доброго по обыкновению губернаторово предписание не сулило: «…за то, что в писании своем допустил ложные и крайне неприличные выражения, предписываю полицейскому управлению, объявив о сем Чернышевскому, лишить его выхода за ворота тюремного замка в течение трех дней».

Но и в остроге заполнял ссыльный писатель своим знаменитым неразборчивым почерком листы нового будущего романа о русских революционерах.

А что там, за воротами узилища и за непреодолимыми пространствами Якутии? Напомним…

Еще живы несколько декабристов. Среди них Матвей Муравьев-Апостол. Еще жива Анна Васильевна Розен, что по примеру Волконской последовала за мужем в Сибирь. Уже учится в гимназии девятилетний Володя Ульянов. Поистине, что история — это сообщающиеся сосуды судеб, биографий, событий.

Год назад скончался друг и революционно-демократический сподвижник, великий поэт России Николай Некрасов, что вынес когда-то роман «Что делать?» из тюрьмы с известными злоключениями.

Год назад приговорен к сибирской каторге народник Ипполит Мышкин, тот, кто попытался освободить его, Чернышевского.

Пишет о кооперативе-товариществе промышленных рабочих. Видно, предчувствует силу нового класса. Там, в Петербурге, забастовка на Новой бумагопрядильне. Она организована Северным Союзом русских рабочих.

В романе, что создается в Вилюйске, — не раз о Германии. Там, в Петербурге, царь всячески поддерживал Бисмарка в его недавней войне против Франции. Там, в Берлине, железный канцлер в тот год заключает договор с Австро-Венгрией — против России.

Пишет о необходимости восьмичасового рабочего дня. Там, в далеких Северо-Американских Соединенных Штатах, в Колорадо, горнорабочие потребовали именно этого. Одновременно в том же штате — война с индейцами.

Здесь, в Вилюйске, думает и рождает строчки о революционной Франции, о Парижской коммуне, о ее разгроме. Там, во Франции, спустя восемь лет после 1871 года — рабочий конгресс. Поднимаются пролетарии после поражения…

Два слова, повторенные трижды

Сей добро, жни добро, оделяй добром.

Русская пословица.

Из сборника Вл. Даля.

«Парижская коммуна» — несколько раз выводит перо Чернышевского в романе эти два слова.

Назвал революцию 1871 года никак не иначе — именно так, как сразу же назвали свое детище сами коммунары, как именуют ее все подлинные революционеры, начиная с Маркса и Энгельса и их соратников по Интернационалу. Не все тогда называли Коммуну Коммуной. Во многих газетах сходилось на бунте сброда, воров, убийц, поджигателей. «Московские ведомости» Каткова выражались, к примеру, очень определенно о коммунарах: «…самая развращенная чернь, какая когда-либо размножалась в больших городах, движимая приманкой грабежа, прикрашенного теориями коммунизма, несколько сумасшедших вралей и во главе всего наемные агенты вражеской страны».

Словно редкие, но яркие — и этим тем более притягивающие взоры — маяки на огромном побережье — это имя французской революции в обширном романе. Всего три раза насчитал я в нем слова «Парижская коммуна».

Казалось бы, есть ли смысл в преддверии особо выделенных глав о Коммуне так тщательно подсчитывать и так настойчиво выделять не более, чем упоминание.

Сделаем предположение — в романе ничего о Коммуне, как только это самое тройное упоминание.

В России, напомним, разгул реакции. В российской повременной печати, напомним, запрет на любое доброжелательное упоминание любой революции. Не всякий российский писатель и издатель осмеливались пренебречь…

От русского писателя, чтобы попытаться вывести одно лишь слово «коммуна», требовалось немалое мужество.

Ссыльный Чернышевский пошел на это. Правда, цена дорога: может быть, поэтому, боясь обыска и конфискации, писал и сжигал… Даже такого упоминания достаточно, чтобы выявить путеводительное, как стрелка компаса, отношение русского мыслителя к событиям во Франции.

Он пожелал — в открытую — назвать Коммуну Коммуной. Он решил — сознательно — откликнуться на нее. Он задумывает — убежденно — пробудить интерес своих соотечественников к революции пролетариев. Он предполагает — оптимистично, — что даже краткий рассказ о Коммуне станет полезным для России.

Отметим — «Отблески сияния», пожалуй, не только первое, но и единственное прозаическое художественное произведение в